Сильный бренд имеет огромное значение и позволяет продавать товары дороже.

У него появляются свои фанаты, продукт или услуга начинают ассоциироваться с высоким качеством. Бренд, как и репутация, строится годами, даже десятилетиями. Облажаться и все испортить можно буквально за пять минут.

Я недооценил сразу всю драматичность ситуации с брендом Footyball. Мы открылись и продолжили работать под этим названием, объясняли людям, что мы — другая компания и тоже потеряли деньги, а теперь пытаемся все перезапустить. Отматывая назад, сейчас я здраво понимаю ошибочность такого решения. Надо было сразу заняться ребрендингом. Но мне хотелось выстроить продажи, а не нести большие расходы на новую форму, сайт и т. д.

Подмоченная репутация — страшная вещь. Когда сюжеты федеральных каналов рассказывают о том, что ты — пирамида, привлекать новых клиентов совсем не просто.

Как только мы открылись, на нас обрушился шквал претензий от клиентов и кредиторов, несмотря на то, что мы дали им возможность бесплатно посещать все занятия, оплаченные ранее в Footyball, хотя это и было другое юрлицо, которое нам должно деньги. На нас поступило множество заявлений в полицию.

Кто-то из инвесторов привел журналистов канала «Россия 1», и те, не разбираясь в сути происходящего, сделали материал, где показали, что «скандальный клуб снова открыл свои двери и продолжает собирать с людей деньги». В доказательство этих слов скрытой камерой был снят фрагмент разговора, где наш менеджер продавал абонемент на занятия по футболу. Это показали так, будто мы обманываем вкладчиков.

Я решил, что лучшее оружие — это открытость и продолжил освещать в своем блоге ситуацию, все наши действия шаг за шагом. Я благодарил «Коммерсантъ», потому что они были единственными, кто позвонил, чтобы получить объективную информацию. Известный блогер-миллионник Сергей Косенко сделал выпуск о нас на своем Youtube-канале. «Первый канал», «Россия 1» и другие с объективностью не заморачивались. Мне приходилось оспаривать их громкие утверждения и рассказывать, что на самом деле Бавыкин не пускался в бега и отвечал на звонки следователей до самого конца. Что мы не «продолжаем собирать деньги с родителей», а продаем абонементы и пытаемся вывести школу в плюс за счет новых услуг и усовершенствования бизнес-модели. А потом у нас прошли обыски, забрали записи с камер, гребли все подряд, включая документы, которые вообще не имели отношения к делу, их я очень долго не мог получить обратно. Обэповцы посадили всех сотрудников на стулья, забрали телефоны и положили их на ресепшн. Клиенты заходили и не понимали, что происходит. Это, конечно, тоже сыграло свою негативную роль. Пострадавших от Бавыкина было много, все они из разных районов Москвы. Соответственно, каждый писал заявление в свои отделения. Я побывал минимум в трех разных отделениях на допросах. Потом все заявления консолидировали в центральном ОБЭП. Я побывал и там.

Забавно, но многие обэповцы были достаточно бизнесовыми ребятами. У кого-то, например, на маму были оформлены ломбарды, поэтому наше общение иной раз шло на другие темы. Они советовались со мной по бизнесу, спрашивали, как им поступить в той или иной ситуации. Интересная у нас страна.

После изъятия документов мне поступил анонимный звонок.

Разговор был примерно такой:

— Хочешь ли ты вытащить Бавыкина? — спросил голос.

Алексей на тот момент уже сидел в СИЗО. Почему он не сбежал, мне не понятно, видимо, он решил испить эту чашу до дна. Мне предложили его вытащить за 30 миллионов рублей.

— Слушайте, Бавыкин мне не друг. Я не собираюсь этого делать. Пусть следствие разбирается в степени его вины. Тем более не буду никому ничего платить.

Тогда мне внезапно ответили:

— Мы можем вернуть твои документы за три миллиона рублей.

Видимо, речь шла как раз о тех документах, которые сгребли в кучу со всеми. Например, там был договор купли-продажи VIVO за 2017 год. На что я сказал:

— Мои документы забрали незаконно. Я буду писать жалобы. Привлеченные адвокаты около года занимались возвратом доку-

ментов. Мне их отдали без папок, просто стопкой, каждый лист был отдельно перебран.

Так, в постоянно ухудшающейся ситуации пришло понимание, что бренд спасти нельзя из-за полной дискредитации.